Прощай, Нью-Йорк? [СИ] - Светлана Бланкина

музыкой и я до безумия волнуюсь. В Нью-Йорке мои показы… всегда что-то случалось, всегда что-то, а точнее кто-то мне мешал и сейчас я едва ли не молюсь, чтобы сегодня всё прошло хорошо.

— Ещё немного приглушите свет над зрительными местами, — прошу я, наблюдая, как модели поднимаются по роскошной широкой центральной лестнице театра, которая устелена красной ковровой дорожкой, а установленные большим кругом перила увиты искусственными цветами и розовыми кустами.

Модели поднимаются по двое, одновременно встают в позу, где их снимают фотографы, а затем они расходятся в разные стороны, обходя большой круг вдоль перил, а по другую сторону у стен в три ряда расставлены посадочные места для зрителей. Модели проходят круг и, вернувшись к лестнице, спускаются, пока следующие вновь поднимаются.

Хоть до начала показа ещё целый час и ни одного гостя в театре ещё нет, здесь всё равно полно людей. Организаторы, рабочие, дизайнеры, швеи, стилисты, парикмахеры, визажисты, модели, куча фотографов, видео операторы, журналистов, охраны и ещё целая толпа людей со своими мелкими, но важными обязанностями.

Модели заканчивают финальный проход и проходят одеваться. Пока всё идёт просто отлично, но меня всё равно буквально трясёт от волнения и я, как это часто бывает, запираюсь в отведённой для меня комнате и сев напротив зеркала, пытаюсь успокоиться.

На мне короткая из плотной ткани клетчатая узкая юбка, заправленный в неё чёрный шёлковый с кружевными вставками топ и длинный также клетчатый пиджак с рукавами в три четверти.

Чёрные туфли лодочки на высоком каблуке, распущенные и закрученные в непринуждённые волны волосы, неброский совсем лёгкий макияж глаз, но яркий акцент на матово красных губах.

Я отлично выгляжу, но моё волнение выдаёт меня, делает меня неуверенной и всё портит. Но ничего уже не изменишь, ничему уже не помешать и ничего уже не исправить. Всё будет так, как оно будет и пройдёт так, как пройдёт.

Раньше у меня не было столько охраны, не было такой хорошей и надёжной безопасности, как для меня, так и для моделей, зрителей и моей одежды, нежели сейчас. Раньше у меня не было такой огромной команды для подготовки к показу, для подготовки моделей, зала и всего показа в целом.

Раньше в Нью-Йорке в плане работы я была практически одна и не удивительно, что всё постоянно шло не так. Но сейчас всё по-другому. Теперь, чтобы сорвать мой показ тому, кто это хочет сделать придётся очень хорошо постараться, чтобы обойти мою охрану и всю систему безопасности.

Поэтому мне не о чем волноваться. Я обо всё позаботилось и теперь мне остаётся лишь довериться своей охране и себе самой.

За дверью становится на порядок шумней и, отведя взгляд от зеркала, я смотрю на часы. Пора. Двери театра уже открыли.

Поправив волосы и ещё раз бросив взгляд на своё отражение в зеркале, я выхожу из комнаты и прохожу через огромный зал, в котором подготавливают, одевают, наносят последние штрихи макияжа моделей.

Здесь до безумия шумно, потому что здесь до безумия полно людей и все разговаривают между собой, снимают что-то на телефон, дают специальное интервью и вдобавок ко всему этому на «подиуме» играет музыка, чтобы там заглушить весь этот шум.

Проходя через зал, я улыбаюсь стилистам, моделям, киваю и желаю всем удачи. Но я хочу спуститься вниз, хотя мне не следовало бы появляться на публике, светиться перед толпой папарацци у музея до начала показа. Но я хочу посмотреть на толпу, которая пришла, чтобы хоть глазком взглянуть на мой показ или на крошечную его часть.

Спустившись в фойе через дополнительную и менее заметную, чем парадную лестницу, я встаю у колонны и, подойдя к окну, наблюдаю, как несколько десяток человек, позируют папарацци у театра, демонстрируя свои образы. Звёзды, влиятельные и популярные люди встречают знакомых, позируют фотографам и постепенно заходят в театр и поднимаются по парадной лестнице наверх, куда их провожают специально подготовленные люди.

За специальным ограждением, за которое не пропускают без специальных и эксклюзивных пригласительных, которых всего около четырёх сотен и каждое из которых я подписывала лично в течение двух месяцев, намного больше, чем пара десятков человек. Эти пригласительные нельзя было купить, потому что каждое из них именное и эти пригласительные можно было только получить от меня письмом или же лично, а два пригласительных можно было выиграть.

И за этим ограждением порядка сотни человек без пригласительных, но с моими фотографиями в руках, с фотографиями популярных моделей, которые сегодня принимают участие в моё проказе, фотографии известных людей, которые сегодня приглашены.

Они ждут, когда показ закончится и, когда к ним, наконец, выйдут модели, известные личности, чтобы, если, конечно, им повезёт, сфотографироваться с ними и взять у них автограф, ну, а если не повезетё, то хотя бы взглянуть на них.

За эти два года я часто такое вижу, а точнее постоянно, когда у меня проходят показы. Я стала известной личностью, я стала популярна и теперь со мной также хотят сфотографироваться и взять у меня автограф, но здесь… здесь всё словно по-другому.

Нью-Йорк меня никогда не признавала, он не хотел меня принимать, хотя он мой родной город, но сейчас… кажется, я, наконец, стала его неотъемлемой частью.

Я, кажется, затаила дыхание, всё внутри меня словно замерло от восторга, от… счастья, от радости. На лицо просится улыбка, но я моё внимание вдруг привлекает охрана, которая, кажется, начала нервничать и активно переговариваться друг с другом по специальным наушникам.

Обычно охранники молчит, потому что в случае чего им просто хватает один раз махнуть рукой, ну или что-то один раз сказать, а сейчас несколько из них разговаривают стоя на своих точках, но прижав ладонь к уху. А ещё один активно, кажется, спорит с какой-то женщиной, которая стоит за ограждением и очень хочет пройти к театру, но раз её не пропускают, значит, у неё нет пригласительного и её имени нет в списках.

Мне тут же становится не по себе, эйфория от секундной радости моментально улетучиваются, вновь уступая место волнению. И я, дабы успокоиться саму себя и узнать в чём дело или же просто разобраться во всём самой, решаю выйти из театра. И плевать, что меня увидят, что меня сфотографируют, а возможно потом я увижу в каком-нибудь журнале статью о том, что я якобы жестоко обошлась с фанатом или что-то в этом духе. Плевать. Я не хочу лишний раз переживать и волноваться, угрожая своему здоровью, поэтому я выхожу, выхожу